Рыбак и ифрит
(татарская народная сказка)

В прежние времена жил один человек — Рыбак. Рыбу ловил, продавал ее, тем и содержал свою многодетную семью.

Как-то раз, отправившись на рыбную ловлю, закинул от крючок и попалось, мол, на этот крючок нечто страшно тяжелое. Настолько увесистое, что едва он вытянул это на берег. Вытянул и оказалось, что это нечто — чугунный сундук. На крышке сундука надпись выдавлена. Ни замка, ни запора на крышке. Сама крышка, однако, весьма плотно подогнана. Подумал Рыбак, надпись прочел. Лежал сундук с такого-то года на дне, довольно-таки долго на дне пролежал.

Открыл он сундук. Пошел дым из сундука, вроде небольшой такой тучки, а из дыму объявился ифрит. И сказал тотчас:

— Человек, вот я тебя съем.

Взмолился Рыбак:

— Детишек у меня уйма, если ты меня слопаешь, кто их воспитывать будет?

Ифрит говорит:

— Я там лежал, ожидал, что к такому-то времени из сундука меня выпустят. Не выпустили меня к такому-то времени. Оттого поклялся я, что любого, кто меня из сундука выпустит — сожру тотчас.

Сильно Рыбак опечалился. И тогда пришла Рыбаку в голову одна мысль. Он думает: «Этого, мол, не удастся ли обратно в сундук запихнуть», — про себя, конечно, думает.

После чего говорит ифриту:

— Ты здесь толкуешь, будто бы из сундука объявился, да сильно здоров ты, брат, телом. Навряд ли ты из сундука вылез, я, видать, проглядел из-за дыму-то. Не иначе ты сбоку подлез. Тебе, брат, в сундучке этом ни в жизнь не уместиться.

Тот отвечает:

— Я точно из сундука вылез.

Рыбак говорит:

— А ну-ка попробуй обратно влезть, уместишься ли? Вот тогда я поверю.

Ладно. Тот говорит:

— Коли не веришь, вот сейчас влезу.

Сильно ифрит уменьшился и обратно в сундук полез. Влез он туда, и Рыбак за ним крышку захлопнул. Заорал ифрит изнутри:

— Эй, брат, выпускай меня отсюда!

Тот говорит:

— Не выпущу. Коли выпущу, ты жрать меня начнешь, оттого и не выпущу. Я тебя выпустил, а ты меня слопать собрался. Вот теперь уж не выпущу. Я на твоем сундуке сейчас еще одну надпись сделаю: «Кто, мол, откроет, того и сожрут тотчас».

Ифрит тут заныл, заобещался всяко:

— Я своему слову хозяин. Выпусти, я тут долго сидел, не могу более. Коли выпустишь, я тебе четыре озера укажу. Будешь в них рыбу ловить, рыба та страшно дорогая. Тебе, мол, того занятия на всю жизнь хватит.

Ладно. Этот выпустил того. Поначалу дым из сундука попер, потом и ифрит объявился. Показал Рыбаку четыре озера, вот, мол, из этих самых озер. Говорит:

— Рыбу из этих озер только падишахи кушают.

Такие там рыбы водились дорогостоящие. Показал ифрит озера, распрощался и был таков.

Пошел этот человек на озеро, ифритом указанное, рыбы наловил. Эту рыбу купил у него сын падишаха. Кучу денег ему отвалил. Рыбу передал поварам. Повар ее очистил и другое чего надо там сделал. Уложил на сковороду и на плиту поставил. В этот миг появился на кухне старик некий при чалме и в чапане. Сказал этот при чалме и в чапане:

— Эй, рыбы, клятву свою забыли?

Рыбы тут встрепенулись, башки свои приподняли, сказали:

— Мы клятве своей верны, — и обратились в черный уголь.

Сильно повара опечалились. Нельзя такое блюдо к падишаху нести. Кинулись они Рыбака искать. Попросили его:

— Принеси нам быстрее рыбин таких же.

Продал им Рыбак таких же рыбин и ушел восвояси. Пришли четверо поваров, очистили рыбу, на сковороду уложили. Говорят:

— Теперь уж не сгорит.

Ну, вчетвером присматривают. И опять объявился некий в чапане. Сказал:

— Эй, неверные рыбы, клятву свою не держите.

Рыбы башки свои приподняли, сказали:

— Клятву мы сдержим, — и опять углем обернулись. Повара так и замерли: что, мол, за диво такое?

Опять Рыбака отыскали. Только уложили рыбу на сковороду, опять объявился старик при чалме и в чапане. Крикнул издали:

— Эй, неверные!

Ответили рыбы:

— Мы клятву помним, — и опять превратились в уголь.

Тогда позвали падишахова сына. Говорят ему повара:

— Что за странные рыбы, никак их зажарить невозможно, горят и в уголь превращаются. Три раза уже сгорели, пропади они пропадом.

Ладно. Рыбака позвали. Спрашивает у него падишахов сын:

— Ты, брат, в какой воде эту рыбу ловишь?

— В таком-то месте на ваших землях одно озеро, — отвечает Рыбак, — потом дальше второе озеро и потом дальше еще два озера — всего четыре озера имеются.

Послушал падишахов сын и говорит:

— Что ж они мне не встречались? Для чего и на свете жить, коли этих озер не знаешь!

И пошел падишахов сын эти озера искать. Вот он пошел. Искал-искал, не сумел найти. Не сумел найти и бросил в своих краях искать, а пошел в степь широкую. Шел-шел и дошел до некоего сада. В саду соловьи поют, цветы разные, яблони произрастают — такое приятное место. Чайхана даже имеется, только людей не видно. Нету в саду ни единой души. Тогда крикнул он громким голосом:

— Есть у этого сада хозяин, есть тут кто живой или нету?

В ответ донесся едва слышимый голос:

— Есть живой человек, только я ходить не могу, ты сам ко мне подойди.

Ладно. Пошел он на голос. К толстому дереву подошел. На толстом дереве гнездо какое-то заметил. И кто-то есть в гнезде: половина тела — камень, другая — человеческая.

Говорит падишахов сын:

— Ты чего такой половинчатый?

Тот говорит:

— Жена меня заколдовала. Да-да, — говорит, — к тому же каждый день сорок плетей мне всыпает. Исхлещет до крови и солью посыпет — такое, мол, дело.

Падишахов сын говорит:

— Где это твоя жена шляется?

Тот говорит:

— Есть у нее тут один вонючий ублюдок, ифрит один больной. Вот она возле него околачивается

— А где, — говорит,— они расположились?

— Здесь, — говорит,— неподалеку. Я, мол, их голоса-то отчетливо слышу, да только сам пойти туда не могу.

Двинулся падишахов сын в ту сторону. Увидел: лежит некое тело непотребное. Глазами увидел и рядом за дерево спрятался. Бабы нету, лежит пока этот болезный один-одинешенек. Вот прибежала баба к этому ифриту. Говорит:

— Ах, душа моя, свет очей моих. — Заливается баба — Что ж ты и слова мне ласкового не вымолвишь? — Ноги целует этому ублюдку, чудищу непотребному. Обнимает, целует его непотребного. Поделала эдак и кушать села. Тот, мол, лягушек, мышей нажарил. Ест баба да нахваливает:

— Я, — говорит,— у того мужа никогда так вкусно не ела.— Поцеловала она ифрита и убежала, мол, я сбегаю кой-куда и вернусь сразу.

Пошел падишахов сын к ифриту, сел на грудь ему и говорит:

— Вот ты чем занимаешься.

Посидел-посидел, вынул свой нож алмазный и прикончил ифрита. После чего оттащил его далеко в сторону и бросил. Надел на себя платье ифритово и лег на его место.

Баба тут прибежала, обняла его, приголубила. Говорит:

— Ах, ты, родненький мой, как же мне тебя вылечить, как же мне тебя на ноги поднять?

Тот говорит:

— Я бы выздоровел, да ты сама хворая, оттого и я не могу на ноги встать.

— Свет очей моих, — говорит баба, — отчего ты не можешь на ноги встать?

Тот говорит:

— Вон ты мужа своего заколдовала, пойди расколдуй. Потом, — говорит,— город заколдовала, в озеро превратила глубокое. Расколдуй, — говорит, — тогда и я окончательно на ноги встану.

Пошла теперь баба и мужа своего расколдовала: спрыгнул тот и своими ногами пошел. И город встал на месте глубокого озера. Баба, конечно, падишахова сына все за ифрита своего принимает. Говорит:

— Все я, душенька, сделала, как ты просил. Ну, выздоравливай лее скорее.

Вскочил падишахов сын и прирезал ту злую бабу. После чего надел он платье свое и пошел того половинчатого разыскивать.

Нашел того человека и взял его падишахов сын с собою. Идут теперь, разговаривают промеж себя. Привел его падишахов сын и определил на хорошее место. Тот человек Рыбаком оказался, у которого падишахов сын рыбу покупал. Перехитрил его тот ифрит из сундука, околдовал; оказалось, ифрит тот с его женой шашни завел.